ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА "ПРИРОДА И ГЕОГРАФИЯ ТУРКМЕНИСТАНА"

СОВРЕМЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА ТУРКМЕНИСТАНА

Тангрыкулиев Каюм

Родился в 1930 г.

Певец вольных песков

Среди детских писателей Туркменистана особое место принадлежит Каюму Тангрыкулиеву. Его произведения переведены на многие языки. Благодаря переводам дети разных стран узнали и полюбили Туркменистан, его природу, добрых, отзывчивых, трудолюбивых людей, населяющих удивительную и прекрасную страну солнца, бескрайней пустыни, загадочных гор и озер, страну, которую из края и до края пересекает рукотворная река – Каракумдарья.

Детство Каюма Тангрыкулиева прошло в небольшом ауле, расположенном недалеко от Амударьи. Родом он из простой семьи. Отец будущего писателя был пастухом, мать занималась домашним хозяйством. От отца мальчик слышал много интересных историй о суровой и увлекательной жизни людей, чьи судьбы оказались тесно связанными с природой. Он и сам, будучи еще ребенком, помогал родителям, ему было доверено пасти ягнят. А какими незабываемыми были редкие поездки с отцом в город, сколько нового подмечал пытливый взгляд мальчика! Жизнь менялась на глазах: в селе появился первый трактор, сельчане стали обзаводиться таким чудом, как велосипед. И все эти события описаны Каюмом Тангрыкулиевым с таким мастерством и любовью к людям, что читатель сам словно становится участником событий.

Годы учебы в университете обогатили новыми впечатлениями, стали началом литературной деятельности. Уже после выхода из печати первых произведений Каюма Тангрыкулиева стало ясно: в литературу пришел талантливый писатель, тонко чувствующий душу ребенка и подростка, умеющий привлечь и удержать внимание читателя. Цикл «Рассказы о Каракумах» знакомит юных почитателей его таланта с животным и растительным миром пустыни, с жизнью чабанов. Читатели полюбили героев рассказов и их друзей – старого верблюда Байыра, мудрого пса Акбая. Рассказы пробуждают желание узнать побольше о пустыне, ее обитателях, о людях, которые живут и трудятся в этом суровом краю.

Занимательны и поучительны рассказы Каюма Тангрыкулиева о жизни детей, их увлечениях, играх, мечтах. Читатель с увлечением читает о том, как учится труду любознательная девочка Майса под руководством своей бабушки. Писатель в доступной форме преподносит юным читателям разнообразные сведения об обычаях и традициях туркменского народа, узнает, почему у туркменских девочек такие красивые имена.

Произведения Каюма Тангрыкулиева не просто увлекательны, они исполнены высокой нравственности, учат добру, человечности, внимательному отношению к окружающим. К тому же они так и светятся мудрой улыбкой много испытавшего человека. В рассказах писателя не встретишь зла, вражды, он любит жизнь, людей, и это позитивное отношение к миру передается читателю, вместе с автором он восхищается, сочувствует и сострадает.

Не только юные, но и взрослые читатели находят в произведениях Каюма Тангрыкулиева много интересного и поучительного. Несомненно, большого внимания заслуживает цикл рассказов о писателях и поэтах, с которыми автору приходилось встречаться в разные годы жизни. Мемуары Каюма Тангрыкулиева представляют большую ценность для всех любителей литературы.

Автор Каныгина Розалия

***

Тангрыкулиев Каюм

Быть детским поэтом - значит быть взрослым ребенком

В домашнем кабинете Каюма Тангрыкулиева есть карта мира с указанием стран, в которых побывал народный писатель Туркменистана. Их 30. А книг Каюма Тангрыкулиева, переведенных на иностранные языки, еще больше - 45. Есть и другая впечатляющая цифра: Каюм Тангрыкулиев - автор около 200 книг с общим тиражом более 30 миллионов экземпляров. А это значит, что миллионы девчонок и мальчишек на планете читают стихи туркменского поэта. Поэтому на самом почетном месте в кабинете, между стеллажами с книгами с дарственными надписями, находится международный диплом имени Ганса Христиана Андерсена, которым отмечаются лучшие детские писатели.

Свое первое стихотворение народный писатель Туркменистана Каюм Тангрыкулиев написал для школьной стенгазеты. Было это так. В 10 лет, желая помочь семье, Каюм работал почтальоном в родном селе Кызыл аяк Керкинского этрапа (ныне этрап Атамурат). Одноклассники даже завидовали ему, а учитель рассудил так: «Раз ты теперь имеешь отношение к газетам, напиши-ка стихотворение в нашу стенгазету». - Забавно, - вспоминает с улыбкой этот случай Каюм Тангрыкулиевич, - в детстве я был убежден, что газеты создает Бог. Но, взявшись разносить их по адресатам, я прочитал в самом конце последних страниц адреса редакций. Значит, все-таки, их пишут люди. И то, что учитель приобщил меня к таким людям, очень льстило мне. Поэтому я изо всех сил старался сочинить хорошее стихотворение. Насколько я помню, оно не получилось хорошим, хоть и попало в стенгазету. Вместе с тем эта попытка сочинительства сыграла судьбоносную роль в моей жизни. С тех пор во мне зародилась потребность отыскивать интересные темы и работать со словом.

Средней школы в моем селе не было, и десятилетку я заканчивал в Керкинской школе-интернате. Тогда газета «Мыдам тайяр» опубликовала мое стихотворение. Это произошло на каникулах, которые я проводил в своем селе. На почте я купил несколько экземпляров газеты и не мог насмотреться на опубликованное стихотворение с моей фамилией. А когда я шел по селу, то еле сдерживал ликование в душе. Мне казалось, что все односельчане уже в курсе того, что я теперь настоящий поэт.

В Туркменский государственный университет Каюм поступил в 1950 году, когда следы от землетрясения в Ашхабаде были видны на каждом шагу. Но жизнь брала свое. Появлялись первые отстроенные заново здания - оперный театр и мукомольный завод, началось строительство и нового здания университета. Учебу Каюм Тангрыкулиевич совмещал с работой редактора отдела в издательстве «Туркменистан». Теперь он не только писал стихи, но и помогал в творчестве начинающим поэтам. В 1956 году вышла в свет первая книжка Каюма Тангрыкулиева «Золотой альчик». Казалось бы, все шло отлично, но...

Вдруг шквал жесткой критики обрушился на его «Сказку о двух верблюдах». «Чтобы верблюды писали письмо зав.фермой, жалуясь на плохие корма, - такого в жизни не бывает!» - в один голос заявляли оппоненты. И напрасно Каюм Тангрыкулиевич приводил им в пример аллегории из классических произведений. «Критики» оставались глухи к его оправданиям. Не находя поддержки, он решился на отчаянный шаг - отправил письмо Сергею Михалкову. Это произошло спонтанно, под воздействием сильных эмоций, и ответа Каюм Тангрыкулиевич в принципе не ждал. Но Михалков ответил. Мало того, он горячо поддержал молодого туркменского коллегу. С тех пор между двумя детскими поэтами из Москвы и Ашхабада завязалась искренняя дружба. Отзываясь о творчестве Каюма Тангрыкулиева, Сергей Михалков писал: «Книги Каюма интересны и полны юмора. К.Тангрыкулиев пишет увлекательно и весело, он всегда знает, что интересно будет читать, а что скучно. И никогда не пишет скучно».

В начале 60-х годов прошлого столетия дружба и сотрудничество Каюма Тангрыкулиевича с известным туркменским композитором Вели Ахмедовым привели к появлению 60-и детских песен.

В 1971 году за книгу «Дутар поет о счастье» Каюму Тангрыкулиеву присуждается Государственная премия имени Махтумкули. Его рукописи с удовольствием принимают московские издательства. Сказку «Хлеб и Хан» издательство «Детская литература» выпустило рекордным тиражом - 2 миллиона экземпляров. Вот фрагменты из этой сказки:

«...Того парнишку звали Хан.

Ну, лежебока был!

Он только знал, что отдыхал,

А от чего - забыл.

Однажды тетя Айгерек

К ним по пути зашла:

- Племянник, пролежишь

свой век,

Пора и за дела!

Проспал уже с десяток лет.

Советую, любя:

Трудись! Догнать не сможешь хлеб,

Сбежит он от тебя...».

Мальчик Хан пытается возразить тете, и тут происходит нечто невероятное.

«...Аллаха ради, замолчи! -

Вскричала Айгерек.

...Скатился на пол из печи

Румяный хлеб-чурек.

И прямо к двери колесом,

Во двор и наутек...

Схватился Хан,

За беглецом

Помчался со всех ног...».

Понимая, что ему не под силу догнать убегающий хлеб, мальчик Хан обратился к лошади за помощью, однако получил отказ от нее. И лишь старый чабан взялся помочь мальчику, но при одном условии - если мальчик останется вместо него сторожить стадо овец. Пять дней не было чабана, пять дней мальчик Хан оберегал овец от злых волков, перегонял отару на пастбище. И, наконец, чабан вернулся с хлебом.

«Теперь ты понял, паренек?

Труд - хлеба первый друг.

Дрова пили,

Паси стада,

Берись за труд любой.

И хлеб твой честный навсегда

Останется с тобой».

О творчестве Каюма Тангрыкулиева писали многие знаменитые писатели. «У нас в Туркменистане, - отмечал Берды Кербабаев, - дети очень любят читать стихи. Поэтому они так радуются, что у нас появился свой детский поэт. А Каюм Тангрыкулиев настоящий детский поэт».

И не только стихи Каюма Тангрыкулиева переводились на десятки языков для детей разных стран. Туркменский поэт сам занимался переводами зарубежных писателей. Поэма «Витязь в тигровой шкуре» Шота Руставели зазвучала на туркменском языке в переводе Каюма Тангрыкулиева. Благодаря ему, туркменские ребятишки познакомились с произведениями Яниса Райниса, Петра Ершова, Сергея Михалкова, Агнии Барто, Джанни Родари и других известных писателей и поэтов. А в 1986 г. вышла в свет книга «Веселые качели», в которую вошли произведения более 100 зарубежных поэтов, переведенных на туркменский язык Каюмом Тангрыкулиевым.

Чуть раньше, в 1980 году, в Ашхабаде открывается периодический детский журнал «Корпе» («Малыш»), основателем которого стал Каюм Тангрыкулиев. Для многих дошколят нашей страны этот журнал стал добрым другом. А стихи и сказки народного писателя Туркменистана Каюма Тангрыкулиева с тех пор можно было не только читать, рассказывать по памяти и петь, но и смотреть их на сцене театра.

Сегодня в репертуар Туркменского государственного театра кукол вошел спектакль «Махмут великан». Автором сказки и сценария к спектаклю является Каюм Тангрыкулиев.

На вопрос «Что нужно для того, чтобы стать детским писателем», обладатель престижного Почетного диплома им. Г.Х.Андерсена Каюм Тангрыкулиев отвечает: «Надо быть взрослым ребенком». Возможно, именно поэтому, несмотря на то, что Каюму Тангрыкулиеву 10 мая исполняется 80 лет, он по-прежнему и страстный коллекционер значков, монет из разных стран и др. И еще один примечательный факт, отдаленно напоминающий коллекционирование, - туркменскому поэту довелось искупаться в трех океанах на нашей планете - Тихом, Атлантическом, Индийском.

- Мне посчастливилось увидеть много прекрасных городов на земле, - говорит Каюм Тангрыкулиевич, - и первые дни пребывания в других странах я просто восхищался их архитектурой и историей, но потом непреодолимая сила начинала тянуть меня домой, к письменному столу, к моему маленькому читателю, который очень нужен мне, а я, надеюсь, нужен ему.

Последнее десятилетие Каюм Тангрыкулиев характеризует как наиболее активный период его творчества. Его жизнь, богатая на личные знакомства со знаменитостями литературного мира, дает возможность поделиться своими впечатлениями с читателями рубрики «Рассказы о писателях» в журнале «Гарагум». На сегодняшний день Каюм Тангрыкулиев уже рассказал о 35 туркменских писателях и 35 - зарубежных. Одновременно он подготовил к печати автобиографический роман «Гайли Гараджа», книги «Избранные письма» и «Дневник Каюма Тангрыкулиева». Так что поклонники таланта Каюма Тангрыкулиева смогут еще больше узнать о своем любимом поэте.

Автор: Тамара Глазунова

Источник: 12.03.2010 / Электронная газета "Туркменистан: золотой век"

***

Гранатовое дерево

Автор Каюм Тангрыкулиев

У самого края двора, за домом, раскинуло свою пышную крону гранатовое дерево, посаженное еще в дни моего детства.

Я учился уже в десятом классе, когда увидел вдруг, как горько плакала под этим деревом моя мама. Увидел я это случайно. Тем летом, мечтая поступить в университет, я долгие часы проводил в густой тени старого тутовника, готовясь к вступительным экзаменам. Однажды, разомлев от жары я , незаметно для себя, задремал.

Разбудили меня плач и причитания. Слегка приподнявшись, я увидел под гранатовым деревом маму. Задыхаясь от плача, она приговаривала сквозь слезы:

--- Где же ты, мой ягненочек, где ты, мой сынок?

Это дерево посадил мой старший брат Абдурахим перед уходом на фронт. Домой он не вернулся, пропал без вести. Я подбежал к маме и попытался успокоить ее. Я рассказал ей об одном парне из Керки, родители которого получили «похоронку», а совсем недавно сын их, живой и невредимый, вернулся домой. Я горячо убеждал маму:

--- Брат жив, он вот-вот вернется. Придет со стороны вон того поля джугары, в одной руке у него будет чемодан, а в другой – шинель.

Мама обратила печальный взгляд в сторону Мекки и молитвенно сложила ладони:

--- Да сбудутся слова твои! Двадцать лет было брату твоему, когда он ушел на войну. Сейчас ему уже тридцать…если жив… Ах, сынок, где ты теперь? Если б я могла увидеть тебя снова хоть раз, то покинула бы этот мир без сожалений. Где ты, радость моя, свет очей моих, сердце мое? Истосковалась я по тебе… Неужели я никогда больше не увижу тебя, верблюжонок мой?

Гранатовое дерево, посаженное братом, было не единственным в нашем дворе, но оно отличалось от других: было гораздо выше, пышнее. Может, оно стало таким, впитав корнями мамины слезы? Или, зная, что могучей статью своей напоминает нам облик брата, гордится этим и тихо шепчет густой листвой:

--- Плачь, мать, ведь от сына твоего осталась только одна память – это я, дерево. Приходи сюда чаще, вспоминай Абдурахима, и я одарю всех чудесными плодами.

Обращаясь мыслями к дереву, я часто спрашивал:

--- Ты, дерево, столько видело наших страданий и нашего горя, что, наверное, привыкло к ним? Ты, конечно, помнишь тропинку, которую протоптали в военное лихолетье к нашему дому соседские ребятишки? Им, маленьким мальчишкам, было тогда лет по пять-шесть. Они просыпались по утрам от холода, их душил жестокий кашель. Они часто прибегали к нам то за щепоткой соли, то за горячими угольками для разжигания очага.

Мама старалась поддерживать огонь в печке, там всю ночь тлели дрова из тутового корневища. И соседские ребятишки, утопая босыми ножками то в снегу, то в непролазной грязи, бежали искать катышки сухого ослиного навоза, чтобы, положив на них пылающие угольки, донести огонь до своего очага.

Ты, гранатовое дерево, конечно, помнишь этих ребятишек, помнишь и меня, прибегавшего к тебе со своим недетским горем. Учился я тогда в пятом классе, а после уроков работал почтальоном. Тяжело было мне таскать резавшую худенькое плечо увесистую черную сумку, но еще тяжелее было протягивать адресатам запечатанные конверты, не зная, какие вести таятся в них.

Нередко случалось так, что из дома, куда я только что принес письмо, доносились мне вслед раздирающие душу громкие рыдания. И я, заливаясь слезами, бежал к тебе, дерево, я плакал от жалости к людям и ненавидел в эти минуты свою работу. И потом, перед тем, как разносить почту, я приходил к тебе, раскладывал на земле конверты и долго смотрел на них, пытаясь проникнуть в тайны, которые несли запечатанные в них письма. Как молился я, чтобы в них не оказалось страшных вестей! Ты слышало мои молитвы, гранатовое дерево, ты ведь и сейчас помнишь их.

А наша соседка? Она давно ждала письма от ушедшего на фронт мужа, но о нем ничего не было известно. Я пытался успокоить ее:

--- Вы же знаете, как долго идут вести с фронта, может быть, письмо для вас уже в пути. Вот от Мухаммеда столько времени не было ничего, а сегодня я своими руками вручил письмо его семье.

Соседка наша, конечно, понимала, что я немедленно примчался бы, приди конверт на ее адрес, и все-таки, понимая это, она спрашивала снова и снова, нет ли весточки с фронта. Невозможно передать словами, как трудно было мне, мальчишке, чуть слышно произносить «ничего пока нет», видя в глазах встречных односельчан один и тот же немой вопрос. И это ты знаешь, дерево, ты свидетель всему, что происходило со мной.

Как ты выросло с тех пор, гранатовое дерево, каким стало высоким и пышным! С того дня, как ушел брат, прошло много времени, ты плодоносило уже тридцать пять раз. В первый год ты дало лишь три граната, потом – десять, а на третий год плодов было уже шестьдесят восемь. А сейчас ты каждую осень одариваешь нас богатым урожаем, и, держа в руке крупный, красивый гранат, я думаю о том, что это дерево – единственная память, которую оставил о себе мой брат Абдурахим.

Маме уже не под силу ухаживать за всеми деревьями в саду. Но о гранатовом она заботится с прежней нежностью и каждый день приходит навестить его.

***

Худайназаров Бердыназар

1927 – 2001

Родился 15 апреля 1927 г.

Умер в 2001 году после тяжелой и продолжительной болезни.

Широкому кругу читателей знаком как автор стихотворных сборников «Туркменский ковер», «Приглашение в Каракумы», «Материнское молоко», повестей и романов «Каракумское небо», «Глаза следопыта», «Горячая степь», «Кумлы», «Люди песков», «Сыновья черных песков», «Сормово-27» и многих других.

***

Худайназаров Бердыназар

Стремится время вдаль...

К 75-летию Бердыназара Худайназарова

Он обычно появлялся в Москве в самом начале лета, высокий, чуть грузноватый, задумчивый, с первыми проблесками седины на висках. Спасаясь от жестокого зноя родных Каракумов, поселялся в тенистой прохладе подмосковного Переделкина и работал, лишь изредка наезжая в Центральный Дом литераторов – встретиться с друзьями, среди которых было немало русских поэтов, переводивших его стихи.

У каждого из нас есть свои, родовые, символы любви и привязанности. Туркмения наделила Бердыназара Худайназарова, с годами приобретшего известность далеко за пределами республики да и бывшего Советского Союза, не только внешней крупностью, но и самобытностью таланта и глубокой любовью к выжженным добела пескам. Помню, как завороженно слушали мы с Владимиром Савельевым откровение в общем-то немногословного своего коллеги:

– ...И когда возвратишься домой издалека, и когда просто-напросто на сердце скверно, ляжешь на горячий песок, прижмешься к нему всем телом, так что он заструится под ворот рубашки, и замрешь, впечатываясь щекой в каждую песчинку, и тогда скажешь себе – это Родина. И почувствуешь, как прибавляются силы и светлеет на душе...

Похожее признание, но уже более предметное, и в поэме "Горячая степь", переведенной Ю. Левитанским:

Ты понял дыханье пустыни –

Тебя оно не обошло:

И щеки твои обтянуло,

И губы твои обожгло...

К тому времени мы знали, что родился поэт в двадцать седьмом, недалеко от Ербента.

Он рано лишился отца, в войну был опорой для матери и семьи, а после войны работал журналистом. И вспоминал: "Холод заползает под овчины, Писем с фронта третий месяц нет, Нету в доме старше нас мужчины. Нам с тобою по пятнадцать лет..."

В стихах – даже в самых первых – нет ни патетики, ни лозунговой риторики. В них живые люди, живые интонации – хромой колхозный бригадир, собирающий каждое утро на работу оставшихся в тылу женщин; колодезных дел мастера, имена которых на долгие годы остаются в памяти народной; чабан, властвующий и над свирепыми псами-волкодавами, и над медлительными овечьими отарами, и над бескрайними просторами; ковровщица, учитель, землепашец... Кажущаяся простота поэтического рисунка таит в себе подлинную глубину и драматизм времени, подытоженную собственным опытом:

Все легкое

поверхностно от веку.

Рассчитывая

на тяжелый труд,

Стремись к глубинам, –

Знай, что лишь глубины

В твое сознанье

зрелость привнесут.

(Здесь и далее перевод Вл. Савельева)

За всем, о чем повествовал Бердыназар Худайназаров, – судьба и личность. Судьба, вершившаяся не благодаря, а вопреки обстоятельствам. И потому сформированная ею личность требовательна и бескомпромиссна к себе и снисходительна к другим. Как и в жизни, в стихах поэт не изменял своим внутренним установкам: "Не на словах цените то, что свято: Молчанье – подлинной любви печать". А если уж говоришь о чем-то, то речи должны быть правдивы и кратки, потому что "чем они длиннее, тем обманней, Как, например, лукавый лисий хвост..."

Ах, сколько же и за семь с лишним советских десятилетий, и за последнее – наше – видели мы таких "лисьих хвостов"! Но зато и тогда, и теперь держится поэзия на триединстве жизнь – любовь – смерть, на незыблемости таких нравственных категорий, как верность, сострадание, доброта. И поэт готов был преклонить колена перед великой верностью любви, оплакать вместе с чабаном новорожденного ягненка, зарезанного ради дорогой каракулевой шкурки, с нежностью обратить свой взгляд на женщину, носящую под сердцем дитя, – и с мужской гордостью воскликнуть:

Два сына –

два крыла моих могучих.

И в пятьдесят –

по сути и на вид –

Я не старик:

Джигит из самых лучших!

Джигит из самых дерзких я!

Джигит!

И хотя ход событий, похоже, развел сейчас пути многих поэтов бывшего огромного государства по территориальным квартирам, я, читая стихи Бердыназара Худайназарова и храня благодарную память о нем, верю, что в далеком от Москвы Ашхабаде, за кордоном, еще долго будут звучать его самобытные строки – афористичные, предельно открытые и мудрые. В переводах прекрасных русских поэтов. В звонком голосе черноглазой москвички Дженнет, маленькой внучки двух таких разных мастеров – Михаила Луконина и Бердыназара Худайназарова. В памяти друзей:

То – создавая,

разрушая – это,

Стремится время вдаль,

летит, идет.

Так пусть оно сближает

нас друг с другом

И заставляет

двигаться вперед!

Автор Кузовлева Татьяна

Источник: Литературная газета №16 (5875) 17 апреля- 23 апреля 2002 г.

Худайназаров Бердыназар

Ворчание

Коль волосы досрочно седина

Окрасила, не думай, старина,

Что старость побелила шевелюру –

Ворчанья, лишь ворчанья здесь вина.

Коль лысина внезапная видна,

Причина даже дураку ясна,

Не надобно, дружок, искать вампира –

Ворчанья, лишь ворчанья здесь вина.

Коль без зубов остался, жизнь мрачна,

То все ж с бедой ты разберись сполна,

Родило горе вовсе не проклятье –

Ворчанья, лишь ворчанья здесь вина.

Коль поясница сгорбилась, странна

Походка, то причина лишь одна,

К Всевышнему не обращай стенанья –

Ворчания, ворчанья здесь вина.

От смерти нет спасенья, старина,

Но надо жить с улыбкой, жить сполна,

Чтоб не сгубило душу до кончины

Ворчание… Во всем – его вина!

Перевод Виктора Широкова

Источник «Литературная газета» №41 (6114) от 4 апреля 2007 г.

Худайназаров Бердыназар

Дженнет

Долгое лето прошло, дорогая,

Сна не осталось в тревожной груди;

Дома хозяйка двухлетняя наша,

С дедом скорее играть прихода.

Любишь ты трогать руками игрушки,

Мне остается судить да следить;

Что ж, разбросай на столе, как попало,

Только скорее ко мне приходи.

Брови не буду рассерженно хмурить,

Вытерплю ворох проказ, погоди,

Мне не хватает общенья с тобою,

Утром мечтаю: скорей приходи.

Новыми куклами вдоволь запасся,

Впрочем, что куклы — себя приводи!

Дед развлечет, да и сам развлечется,

Деда скорей забавлять приходи.

Внучка, тебя я поздравлю с двухлетьем,

Будет венок и цветы у груди;

Ты заведешь непонятные речи,

Только скорее ко мне приходи.

Я принесу себя радости в жертву,

Буду смеяться и сам над собой,

Яблоко тут же на дольки порежу,

Кушай, родная, делись и со мной.

Множества будущих лет пожелаем,

В брови целуя, суди не суди,

Мы не важны, ты важна, дорогая,

Чаще, любимая, к нам приходи.

И танцевать ты, и бегать умеешь,

Плакать, смеяться до колик в груди,

Близких собрать округ себя в хороводе,

Праздник создать... Жду, скорей приходи!

Перевод Виктора Широкова

Источник «Литературная газета» №41 (6114) от 4 апреля 2007 г.

Худайназаров Бердыназар

Не может год дарить одной весною...

Не может год дарить одной весною,

Зима и лето дышат у плеча;

Немало неожиданностей встретишь,

Но где найти получше толмача.

Твое лицо сияет и смеется,

Ты, как весна, свежа и горяча,

Но только сердце ноет почему-то:

Зло не снаружи, дайте толмача.

Возжаждавший за миражом стремится,

Пороки только успевай встречать;

Ум человеку дан, а птице — крылья;

Как сочетать, спросите толмача.

У человека – нрав, а счет – у вещи,

Все связано, и порча, и парча;

И зреет буря в сердце ковровщицы –

Она узор прочла без толмача.

Пусть жизнь одна и есть мильон решений,

Душа вновь радость ищет, горяча.

И сердцу, как маяк, нужна надежда,

Ведь в каждом человеке есть свеча.

Перевод Виктора Широкова

Источник «Литературная газета» №41 (6114) от 4 апреля 2007 г.

Два тополя

Автор Бердыназар Худайназаров

Порой бывает так: попав в знакомые места,

Приметы ищешь, что когда-то были.

Два тополя здесь сросшихся росли,

И все односельчане их любили.

Поднявшись вровень на краю села,

Округу всю собою украшали,

Продолжение »